— Она спрашивает, как тебя зовут, — толстяк наклоняется к нему и, отдуваясь, вытирает пот со лба. — Ответь.
Нгодаан щурит глаза и молча смотрит на высокую белую женщину.
Солнце светит ей прямо в затылок, рыжие волосы подсвечены огнем. Нгодаану хочется рассмотреть ее лицо, но солнце мешает ему.
— Ты слышишь меня? — толстяк трясет его за плечо, выкатывает и без того круглые глаза. — Отвечай, она же ждет! Говорю тебе, это шанс, ты ей понравился…
Нгодаан дергает плечом, отбрасывая потную ладонь. Потом делает шаг в сторону и оказывается в тени женщины. Сразу становится прохладно.
Теперь он может посмотреть ей в лицо. Красивое. Но странное. Такое белое и все время меняется, словно течет. Глаза ее прозрачные и сухие, как палящее небо над головой, ярко-красный рот резко выделяется на бумажно-белой коже. От нее веет холодом и влагой, как от реки… как хочется пить, так бы и выпил целую пинту… он уворачивается от рук толстяка и приближается к женщине еще на несколько шагов.

— Ты что, не понял? Она… они из Америки! И хотят усыновить тебя, потому что ты ей понравился! Не молчи, отвечай, она же сейчас передумает!
Что-то в женщине привлекает его. И, вместе с тем, тревожит. Почему около нее так прохладно? Почему она такая высокая и бледная?..
Отец ждет его к вечеру. И не с пустыми руками. Старик ослабел в последние дни, уже перестал выбираться из дома…
Некогда смотреть на эту женщину, нужно успеть раздобыть что-то к ужину.
Но какая-то неугомонная пружина внутри него сжимается и снова разжимается, заставляя сделать еще несколько поспешных шагов.
— Они с мужем усыновят тебя, понял? Ты будешь жить с ними, в Нью… Йор-ке — толстяк округляет губы, спотыкаясь на этом слове, и восторженно возводит глаза к горячему небу. — Будешь есть мясо каждый день, пить пиво… ходить в кино, ездить на машине… там столько огней, небоскребы, плакаты…
При упоминании огней Нгодаан кривится — солнце измучило его, так хочется темноты. Зачем огни, кого они радуют?
Он уже так близко к женщине, что может потрогать ее. Осторожно протянув руку вперед, он касается кончиками пальцев ее локтя… и быстро одергивает руку — кожа на ощупь как лед.
Женщина медленно наклоняется к нему, кладет ладони себе на колени и пристально смотрит ему в глаза, растягивая яркий рот в улыбке. Жемчужные зубы такие же белые, как кожа, в прозрачных глазах пульсируют черные зрачки. Сужаются и расширяются, и снова сужаются, пытаясь засосать, утащить его на дно.
Женщина рокочет что-то непонятное, протягивает ему ладонь. Кладет руку ему на грудь, гладит.
Странная дрожь проходит по его телу. Сердце вздрагивает и падает куда-то вниз, в живот, а потом ниже. Что-то происходит с ним, такого раньше никогда не было… что это?
— Нгодаан! — отчаявшись, толстяк выдает его имя, — и добавляет что-то на рокочущем языке женщины.
Но она смотрит только на мальчика. Глаза ее округляются, губы складываются огненной буквой «О».
— Нго-дан! — она указывает вниз, туда, куда упало его сердце. — Нго-дан!
Потом выпрямляется и начинает смеяться. Ее смех такой же холодный, как кожа, в нем звенят острые прозрачные льдинки — динь-динь, стукаясь о ее зубы, ха-х-аха! Динь-динь, динь…
Обернувшись к своему спутнику, она бормочет что-то сквозь смех, и машет ему рукой.
Нгодаан дергается. Тень женщины поворачивается вместе с ней, и теперь солнце снова светит ему в лицо.
Мужчина, такой же высокий и бледный, как она, не смотрит на Нгодаана. Ни на него, ни на толстяка, ни на женщину. Он никуда не смотрит, просто стоит, опустив голову вниз и безвольно свесив руки. Золотистые волосы падают ему на лицо, скрывая глаза.
Мужчина не кажется живым. Скорее, он похож на мертвого. Отец рассказывал о таких — выглядят, как живые, ходят, кивают и даже отвечают на вопросы, но внутри мертвы. Они подчиняются своим хозяевам — тем, кто съел их сердце…
Отец! Отец ждет его к вечеру, и не с пустыми руками. А он стоит тут, рядом с этой женщиной и мертвым мужчиной, и что-то происходит с ним. Зачем они ему? Она такая холодная, совсем холодная и странная. От нее не по себе. А мужчина рядом с ней мертв. Здесь нечего делать, надо идти искать ужин. В кармане есть монеты, можно купить курицу…
Повинуясь женщине, мужчина достает из сумки красную бейсболку. Женщина выхватывает ее из его безвольных пальцев и идет к Нгодаану. Подходит совсем близко и надевает бейсболку ему на голову.
Солнце скрывается за козырьком, прохладная тень падает ему на лицо.
В бейсболке хорошо. Рядом с женщиной тоже хорошо.
Но нужно идти.
Он поворачивается и делает шаг к дороге. Толстяк, всплеснув руками, подпрыгивает на месте.
— Нгодаан! Твой отец, если узнает, что ты отказался, не простит тебя… и меня! Я специально, спе-ци-ально, привез их, понимаешь? Показал именно тебя, расписал, какой ты славный мальчик! И они захотели усыновить тебя! Куда ты идешь, они… у них столько денег! Они отвезут тебя в Америку! Ты… посмотри, на чем они приехали, только посмотри!
Он протягивает руку и указывает на черный BMW у обочины.
Нгодаан только сейчас замечает машину. Он останавливается и открывает рот.
Огромный антрацитовый автомобиль возвышается, как гора. На серо-желтом песке он кажется черной дырой, засасывающей в себя свет. Солнце и небо рушатся в эту дыру, закручиваясь спиралью. В полированных дверках отражаются все они — раздувшийся толстяк в белой рубашке, холодная женщина и мужчина, сухим кузнечиком застывший на фоне блеклого неба.
Несколько мгновений Нгодаан стоит молча, укладывая в голове кусочки мозаики — мужчина и женщина хотят его забрать… у них автомобиль… этот автомобиль!.. они хотят пустить его в салон…
— Нгодаан! — он оборачивается к женщине и для верности бьет себя в грудь кулаком. — Нгодаан!
***
Потом они молча едут в автомобиле. Окна закрыты, кондиционер работает на полную мощность. В салоне быстро становится холодно, кожа Нгодаана покрывается пупырышками, волоски на руках встают дыбом.
Так вот, почему она такая холодная. Так вот, почему… — эта мысль вертится в его голове постоянно.
Здесь просто холодно, и женщина замерзла. Не успела еще нагреться на солнце. А внутри она горячая, как толстяк и Нгодаан.
И этот ее мертвый мужчина, он тоже горячий.
За окнами проносится высушенный солнцем пейзаж — в прохладе салона он кажется ненастоящим, нарисованным на окнах песочными красками.
Женщина ведет машину. Она напевает что-то и постоянно оборачивается назад, улыбается Нгодаану, облизывая губы. Мужчина на соседнем кресле роняет голову на грудь. Потом падает вперед всем телом, со стуком бьется о приборную панель. Ему сложно сидеть, ведь он не живой. Нгодаан задумывается — знает ли женщина, что ее мужчина мертвый? И не она ли съела его сердце…
Толстяк пыхтит рядом с ним.
— Вот и ладно, а я твоему отцу все расскажу. Он порадуется… вот ты счастливый… там столько огней…. И кино каждый день, и пиво, и фонтаны повсюду…
Женщина снова оборачивается и спрашивает что-то, ласково заглядывая Нгодаану в глаза.
— Она спрашивает, умеешь ли ты водить машину и не хочешь ли попробовать? — переводит толстяк.
Нгодаан быстро кивает. Он хочет попробовать.
Мужчина выходит из машины, толстяк тоже выходит, выпуская Нгодаана. Мальчик садится за руль, женщина грациозно опускается на сиденье рядом с ним.
Толстяк хочет залезть обратно, но Нгодаан качает головой и показывает женщине жестами — только мы с тобой. Она кивает и заговорщицки помигивает. Он подмигивает в ответ и снова качает головой, указывая на мертвого мужчину и толстяка.
Мужчина сразу отходит от машины, толстяк некоторое время спорит с женщиной.
Потом он отворачивается от нее и с мольбой смотрит на Нгодаана.
— Ты… послушай, только не вздумай ничего… это твой шанс! Там столько людей! Ты не представляешь, сколько там людей, и все сытые, богатые, хорошо одеваются! Они ходят по улицам, пьют пиво…они ничего не боятся… а вокруг плакаты, машины, огни…
Нгодаан отодвигает его и захлопывает дверку.
Улыбается женщине и выжимает сцепление. Автомобиль заводится с-пол оборота.
Женщина открывает рот, но он уже давит на газ, и BMW с ревом уносит их прочь.
Она пытается схватить его за руки, кричит что-то, таращит сумасшедшие злые глаза, стремительно теряя красоту.
Он локтем бьет ее по зубам и хватает ремень безопасности. Пристегивается одной рукой и резко тормозит.
Женщина летит лицом в лобовое стекло. Теперь ее красота совсем не заметна.
Нгодаан отстегивается и легко запрыгивает ей на плечи, наклонившись к белой шее, вдыхает незнакомый аромат. На мгновение то странное, что происходило с ним час назад, возвращается. Мышцы сводит судорогой, сердце готово упасть вниз. Он закрывает глаза и снова видит ее, как она наклоняется, положив ладони на колени. Красивая. Сердце не падает, но с силой стучится в грудь. Та же самая пружина, которая толкала его делать шаги к этой женщине, сейчас сжимается, отбрасывая руки назад, мешая закончить начатое.
Вряд ли это она убила того мужчину. Кто-то до нее сделал это, а она и не заметила. Не могла такая красивая женщина съесть чужое сердце. И бейсболка, которую она подарила, такая хорошая. Козырек заслоняет солнце…
Но она хрипит и дергается, злобно шипит сквозь зубы, и наваждение проходит.
Отец ждет его к вечеру.
Он быстро прокусывает ее шею и пьет, пьет, пьет соленую, сладкую, остро пахнущую кровь. Совсем не холодную, нет. Кожа холодная, но кровь такая же, как у всех.
Делая большие глотки, Нгодаан думает, что нужно будет суметь остановиться и не выпить все. Нужно оставить отцу. И еще он думает, что с таким автомобилем они с отцом могут уехать подальше, туда, где никто их не знает и не боится. Там будет много людей, и не нужно будет покупать кур.
Отец разбил свой фургон еще два года назад. С тех пор они не могли больше ездить за едой, и за два года жизнь в этих местах сделалась невыносимой. Теперь уже никого не осталось, не убивать же своих. А чужие все разбежались или умерли.
Толстяк прав, им нужно уехать. Куда-то подальше, но чтобы там не было никаких огней. И поменьше солнца. Хорошо бы вообще без солнца, чтобы все время была только ночь… ночь…
Он заставляет себя остановиться и поднимает голову. Женщина давно потеряла сознание и не шевелится. Аккуратно зализав рану, Нгодаан вытирает лицо и заводит машину.
Хорошо, что стекла тонированные, можно везти ее прямо так, не пряча.
Отец будет рад, что он вернулся домой еще до вечера. И не с пустыми руками.